В черновом автографе рассказа «Она еще едва умеет лепетать» последовательно зачеркнуты два его первоначальных — тоже «романсных» — названия: «Законы осуждают предмет моей любви» и «Совсем стал не такой». Журнальный текст «романса» «Она еще едва умеет лепетать» заканчивался обещанием написать еще один «романс» под названием:
«Уж он ходом, ходом, ходом,
Ходом на ходу пошел…»
«Жанровое» обозначение сатирических рассказов нового цикла как «романсов в действии» возникло у Салтыкова, по-видимому, как пародический отклик на те выступления «элегического тона», которые с отменой крепостного права часто появлялись в консервативной печати. «Вопль души по утраченном крепостном рае» Салтыков слышал, в частности, в романсах Фета, который не только «утратил былую безмятежность» в поэзии, но и выступил в «Русском вестнике» с серией резко враждебных новым порядкам статей «Из деревни». В связи с этим Салтыков посвятил Фету несколько страниц хроники «Наша общественная жизнь» в апрельской книжке «Современника» за 1863 год. Мысль о «романсном» оформлении цикла «административных руководств» или «губернаторских рассказов», возможно, и родилась у Салтыкова в полемике с Фетом, деятельность которого он расценивал как «факт совсем не уединенный, но находящийся в тесной связи с общим настроением той частицы общества, которая присвоивает себе название «благонамеренной». Один из рассказов цикла прямо назван начальной строкой стихотворения Фета — «На заре ты ее не буди»; второй — начальной строкой стихотворения другого поэта «успокоительных веяний и усладительных снов» Ап. Майкова — «Она еще едва умеет лепетать». В иной пародийной связи, в связи с печатью правого лагеря, находится, возможно, упомянутое выше обещание, скорее всего шутливое, озаглавить весь цикл названием греческого мифа о Тезее и Минотавре. Это мифологическое название — по-видимому, сатирическая стрела в «Московские ведомости» и их редактора M. H. Каткова, уснащавшего свои статьи цитатами из античных классиков.
Но пародирование стиля и тона консервативной публицистики было лишь одним из аспектов с самого начала смело и остро задуманной политической сатиры. Из двенадцати рассказов «помпадурского» цикла «романсное» оформление получили лишь четыре.
«Помпадуры и помпадурши» — одно из самых популярных произведений Салтыкова. Это острая, художественно яркая сатира на высшую провинциальную бюрократию царской России. «Помпадуры» в салтыковской сатире — ближайшим образом — губернаторы, «помпадурши» — их любовницы из среды местных губернских дам. Но содержание и значение этих обличительных образов неизмеримо шире.
В «Помпадурах и помпадуршах» писатель продолжил на новом, более высоком идейном и художественном уровне критику царской бюрократии и всего политического строя самодержавия, начатую в «Губернских очерках». Итоговые обобщения «Истории одного города», которая была написана в середине работы над «помпадурским» циклом, во многом подготовлены этим циклом. В галерее созданных Салтыковым сатирических типов его помпадуры стоят рядом с градоначальниками города Глупова, героями шедевра мировой литературы.
Сатирический яд созданного Салтыковым словечка «помпадур», сразу же ставшего достоянием русского языка, заключался в одной исторической ассоциации, которую вызывало это слово. В нем содержался намек на то, что на ответственнейшие посты государственного управления в царской России люди назначались не по деловым признакам, а в результате придворных связей, светских знакомств, умело предпринятых «искательств» — подобно тому, как это было во Франции XVIII века при короле Людовике XV, когда страной фактически правила всесильная фаворитка короля маркиза де Помпадур. От ее капризов, прихотей и неограниченного произвола зависело назначение и смещение всех высших должностных лиц в государстве.
В России имя знаменитой маркизы, «спустившись» из светских салонов столиц в помещичьи усадьбы, приняло там русскую просторечную форму — помпадурша. А затем это слово приобрело нарицательное значение. Им стали называть любовниц сановных и других влиятельных лиц. Салтыков употребил это слово в том же значении и уже от него образовал свое — помпадур. «Русское звучание этого французского имени — по замечанию Е. И. Покусаева — так походило на колоритное «самодур», так неожиданно по аналогии с ним создавалось любопытное соединение понятий помпы, помпезности и дурости, что чутье Салтыкова-Щедрина безошибочно угадало, какие большие сатирические возможности таит в себе производное от «помпадурши».
Впервые Салтыков назвал губернаторов «помпадурами», а их любовниц «помпадуршами» в рассказе «Старая помпадурша», тем самым найдя окончательное название для всего цикла. В примечании к «Старой помпадурше» он писал: «Рассказ этот, изображающий наше недавнее прошлое, составляет отрывок из обширного сочинения «Помпадуры и помпадурши».
При помощи этой образной системы Салтыков показал, что многие важные стороны провинциального управления в России часто определялись не начальниками губернии, а близкими им женщинами, и определялись, разумеется, исходя из соображений и интересов не государственных и общественных, а из корыстного и низменного своеволия. Из донесений начальнику III Отделения от штаб-офицера корпуса жандармов в Рязанской губернии подполковника Иващенко можно заключить, что натурой Салтыкову для разработки в «Помпадурах и помпадуршах» темы фаворитизма и противозаконности — характеристических черт политического быта не только высшей провинциальной бюрократии царизма, но и всего его государственного аппарата, — во многом послужила Рязань, как, впрочем, и другие города российской провинции, с которыми была связана служебная биография писателя.