…на поверхность же выступили какие-то злостные эманации (лат. emanatio) — в религиозной философии термин, обозначающий истечение, излучение из божественного начала всего многообразия мира.
Не забудем, что летописец преимущественно ведет речь о так называемой черни, которая и доселе считается стоящею как бы вне пределов истории. — По мнению некоторых русских историков (Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин, М. П. Погодин и др. — целая историческая или государственная школа в «Истории одного города»), «чернь» — черный, простой народ — была лишь исходным материалом в руках князей и царей, создавших «своим трудом» централизованное русское государство. (Подробнее см. в книге Е. И. Покусаева «Революционная сатира Салтыкова-Щедрина», M 1963, стр. 25–33.)
Враг человечества — Наполеон I, вторично отрекшийся в 1815 году от престола и сосланный на остров Святой Елены.
…вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. — Такую же башню, согласно библейскому сказанию, пытались построить в Вавилоне, пока разгневанный бог не смешал языки строителей (Бытие, XI, 1–9).
Перун — бог земледелия, Волос (или Велес) — покровитель скота, богатства и торговли у восточных славян дохристианского периода.
…начал выкрикивать что-то непонятное стихами Аверкиева из оперы «Рогнеда». — Опера «Рогнеда» была написана А. Н. Серовым на либретто Д. В. Аверкиева, которого Салтыков относил к тем русским писателям, «под бременем трудов рук» которых ломятся полки в книжных магазинах, публика же «положительно убеждена, что они совсем-таки ничего не пишут» («Гг. «Семейству M. M. Достоевского», издающему журнал «Эпоха»), Некоторое представление о стихах «Рогнеды» дают первые же ее строки:
Беды и зла
Пора настала;
Густая мгла
Затрепетала.
Заря горит
И засияет;
Змея шипит
И издыхает.
И стон, и вой!
Ох, не минется!
Над силой злой
Беда стрясется.
(Рогнеда. Опера в пяти действиях А. Н. Серова. Стихи Д. В. Аверкиева. СПб. 1865, стр. 9-10).
Наталья Кирилловна де Помпадур — намек на любовницу Александра I Марию Антоновну Нарышкину, которой дано имя и отчество второй жены царя Алексея Михайловича, матери Петра I, урожденной Нарышкиной.
…одевшись лебедем, он подплыл к одной купающейся девице… — Согласно древнему мифу, приняв образ лебедя, Зевс соблазнил Леду — жену спартанского царя Тиндарея.
«Жертва вечерняя» — роман П. Д. Боборыкина (1868), развивающий, по словам Салтыкова в статье «Новаторы особого рода», традиции «плотского цинизма».
…вместо гигантов… явились люди женоподобные. — Ср. с характеристикой России до и после войны 1812 года в стихотворении Д. Давыдова «Современная песня»:
Был век бурный, дивный век,
Громкий, величавый,
Был огромный человек.
Расточитель славы.
То был век богатырей.
Но смешались шашки.
И полезли из щелей
Мошки да букашки.
. .
И мурашка филантроп,
И червяк голодный,
И Филипп Филиппыч-клоп,
Муж… женоподобный…
«Жеманство, которое тогда встречалось в литературе, — пишет о царствовании Александра I, правда, несколько более раннего периода, Ф. Ф. Вигель, — можно было также найти в манерах и обращении некоторых молодых людей. Женоподобие не совсем почиталось стыдом, и ужимки, которые противно было бы видеть в женщинах, казались утонченностями светского образования» (Ф. Ф. Вигель. Записки, т. 1, М. 1928, стр. 110).
Любовное свидание мужчин с женщиной именовалось «ездою на остров любви». — «Ездой на остров любви» («Voyage de l’île d’amour») назвал свой роман французский писатель П. Тальман. Роман Тальмана был широко известен в России в переводе В. К. Тредьяковского (1730).
Им неизвестна еще была истина, что человек не одной кашей живет. — Иронически измененные писателем слова Иисуса Христа, сказавшего, согласно евангельской притче, искушавшему его дьяволу: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст божиих» (Матф., IV, 4).
Потом завел речь о прелестях уединенной жизни и вскользь заявил, что он и сам надеется когда-нибудь найти отдохновение в стенах монастыря. — «У Лагарпа, — пишет об Александре I М. А. Корф, — видели письма, относящиеся к самым первым годам царственного пути бывшего его питомца. «Когда провидение, — писал он своему воспитателю, — благословит меня возвести Россию на степень желаемого мною благоденствия, первым моим делом будет сложить с себя бремя правления и удалиться в какой-нибудь уголок Европы, где я стану безмятежно наслаждаться добром, утвержденным в отечестве» (М. А. Корф. Восшествие на престол императора Николая I, СПб. 1857, стр. 2).
С этими словами она сняла с лица своего маску. Грустилов был поражен. — Эпизод встречи Грустилова с Пфейфершей явно подсказан писателю рассказом А. Н. Пыпина о встрече Александра I с увлеченной идеями мистицизма баронессой Варварой-Юлией Крюднер (в статье А. Н. Пыпина «Г-жа Крюднер»). Утомленный тяжелой дорогой, пишет об Александре Пыпин, он «удалился в свою комнату, когда ему доложили, что его настоятельно желает видеть г-жа Крюднер. Он был поражен… В этом первом свидании, — рассказывает близкий свидетель событий, — г-жа Крюднер старалась побудить Александра углубиться в самого себя, показывая ему его греховное состояние, заблуждения его прежней жизни и гордость, которая руководила им в его планах возрождения. Нет, государь, — резко сказала она ему, — вы еще не приближались к богочеловеку… Послушайте слов женщины, которая также была великой грешницей, но нашла прощение всех своих грехов у подножия креста Христова» (ВЕ, 1869, № 8, стр. 631).